Щенки и псы войны - Сергей Аксу

На рассвете в караулку ввалился угрюмый капитан Терентьев, шурин Шилова. Молча расстегнул портупею и зло швырнул на бушлат, лежащий на топчане.

– Николай, ты откуда? – обернулся к нему Шилов, склонившийся над столом. – Как ошпаренный!

– Из штаба с Кучеренко приехал! Ребят из спецназа положили в Новолакском районе!

– Как положили? – встрепенулся капитан.

– Свои положили! Понимаешь?

– Как свои? Ты чего городишь-то?

– Армавирский спецназ брал высоту, выбил оттуда «черножопых духов». А тут штурмовики и вертолетчики налетели, то ли спутали, то ли координаты были неверные, ну и проутюжили своих из «нурсов» и пушек в несколько заходов. Тридцать четыре бойца завалили, дебилы! На сигнальные ракеты, суки, не реагировали.

– Да что они, ослепли, скоты?!

– Помнишь? Под Карамахи тоже своих раздолбали. Летуны хреновы!

– Эти-то тут ни при чем. Штабисты бляди! Скоординировать совместные действия не могут.

– Кому-то явно звезд захотелось!

– Суворовых развелось как собак нерезаных! Мудаки штабные! Привыкли игрушечные танки по песочнице двигать да жирными животами и лампасами трясти!

– Да, Мишка, кругом сплошной бардак.

– Суки!

– А ты-то чего не спишь, филин старый, ведь сутки, поди, на ногах провел?

– Да вот письмецо Ленке решил черкнуть, беспокоится все же. Позвонить не удалось. Да и не спится чего-то, тревога какая гложет.

– От меня привет сестричке. Да напиши, если матери будет звонить, чтобы не брякнула ей, что мы здесь с тобой прохлаждаемся. Вся испереживается старушка, а у нее сердце больное.

– Что я, совсем дурак? Конечно, черкну, чтобы не сболтнула лишнего.

– Я, пожалуй, сосну немного, намотался… В ночь опять заступать. Эх, счастливый ты, Мишка. Ленка – красавица, дом, детишки…

– Не знаю, чего вы все ищете, ваше благородие, капитан Терентьев? Уж давно бы бабу завел, чем по общагам мотаться!

– Пока не встретил такую, какую хочу. Видно, не судьба! – вздохнул Николай, закрывая глаза.

– Пора семьей обзаводиться, ведь не мальчик уже.

– Еще успею под каблук-то.

– Не нагулялся еще, кобелина?

Кончив писать, Шилов запечатал конверт и взглянул на спящего на бушлате шурина.

«Да, непонятно, чего бабцам надо? Такой красавец пропадает! Да будь я на их месте, я бы такого молодца не упустил. Он бы у меня вот где был», – вояка сжал кулак.

Было около двенадцати часов дня, когда Николай Терентьев проснулся. Побрился. Выглянул наружу. Шилов, бодро прохаживаясь перед построенным взводом, вовсю материл солдат.

– Придурки хреновы! Вам что, жить надоело? Хотите, чтобы какой-нибудь Мамед-Ахмед вам кишки на кинжал намотал? Хотите своим родителям цинковый подарочек приготовить? Сукины коты! Вам, тупорылым, русским языком было сказано! Рас-по-ло-жение части не покидать! – отчитывал невыспавшийся раздраженный Шилов перед строем двух рядовых, которые самовольно покинули заставу и отправились за яблоками в ближайший брошенный сад.

Люди, предчувствуя надвигающуюся беду, спешно покинули эти места, побросав свои дома и скарб. Бесхозные сады и бахчи стали регулярно подвергаться опустошающим набегам со стороны военнослужащих бригады.

– Да, кстати, если еще раз узнаю, что кто-то ловит и трескает змей, самолично спущу с любителя китайской кухни штаны и надеру задницу! Деликатесы дома будете лопать! Понятно?

Солдаты стояли понуро, переминаясь с ноги на ногу, тупо уставившись в землю, смиренно выслушивая крупнокалиберную ругань ротного.

– Гурманы хреновы!

– Михаил, да брось ты! Пацаны ведь! – попытался вступиться за солдат капитан Терентьев, присаживаясь на ящики из-под снарядов и закуривая.

– Коля, дай им волю, так они на шею сядут.

– Тебе, пожалуй, сядешь! Как сядешь, так и слезешь!

– Знаешь, когда от солдата меньше всего хлопот?

– Когда?

– Когда он спит! Не знал такого?

– Это ты на собственном опыте сделал такое умозаключение или великий полководец Суворов это первым заметил? – не преминул съязвить Терентьев!

Шилов пропустил отпущенную колкость шурина мимо ушей и, обернувшись к строю, отдал распоряжение сержанту:

– Широков! Вооружи этих двух хорьков лопатами, пусть немного разомнутся. Надо расширить проходы и углубить окоп у четвертого блиндажа.

Было жарко. Нещадно палило сентябрьское солнце, отыгрываясь за прошлую неделю, когда моросили нудные дожди и стояла непролазная рыжая грязь.

– За всю жизнь столько земли не перекидал, сколько здесь! – почесывая обгоревшую на солнце спину, бросил уныло Чернышов.

– Я дома на даче за десять лет столько не перелопатил! Одних только БМП целых три штуки закопал и «бэтр» в придачу, – проворчал в ответ напарник, оперевшись на черенок лопаты и отмахиваясь от надоевших мух.

– Была бы почва нормальная, а то сплошная щебенка!

– Виноград тут хорошо разводить.

– Почему это?

– А он любит такую почву.

– С камушками?

– Ага. Слышал, новость?

– Какую?

– Ночью Карась откепал замполита!

– Да ну! – Чернышов присвистнул. – Карась опупел, блин, что ли? Или обкурился вконец?

– Как бы в трибунал дело не передали.

– То-то, утром шум был! И здорово отоварил?

– Неделю уж точно проваляется.

– Как же это нашей Рыбке угораздило? Офицера и по морде!

– Ты же знаешь, майор любит приколоться.

– Еще бы! Его хлебом не корми, только дай над солдатами поиздеваться.

– Так вот, ночью подкрался к часовому. Смотрит, Карась носом клюет, сопит как паровоз, пятый сон видит. Ну, думает, сейчас магазин отстегну, а потом утром клизму соляры поставлю, чтобы на посту не кемарил. Карась-то спросонья и перепугу автомат бросил, думал «чехи» напали, давай орать благим матом да мутузить того. Еле оттащили. Избитый Юрец до сих пор не очухается, трясется весь, бедолага.

– Так ему и надо, мудаку!

– Карась – бугай здоровый, такому лучше под кулак не попадайся! По стенке размажет.

– Глянь, Шило чешет! – Ромка кивнул в сторону моста.

– Похоже, к нам направляется, пистон очередной ставить.

– А то как же! С проверкой идет.

– Командарм хренов.

– Нет, что не скажи, а все-таки крутой мужик, наш ротный! Говорят, он в чеченскую кампанию командиром разведроты был.

– Да хоть папой римским! Не спится ему, козлу. Ни днем ни ночью от него покоя нет. Вчера заставил меня как Папу Карлу с Джоном Ведриным до посинения таскать коробки с лентами для КПВТ, несколько «бэтров» снарядили под завязку. Совсем задолбал, мудила! Другое дело – Терентий!

– Да, Николясик, мировой парень! Нашего брата, солдата, в обиду никому не даст!

– Что, сынки, тяжело? Гонору-то у вас много, видно, дома откормили на сосисках и сметане! Закуривайте! – присев на бруствер, Шилов протянул пачку сигарет уставшим солдатам. Обнаженные по пояс, рядовые, воткнув в грунт лопаты, закурили и примостились рядом. Припекало. Громко стрекотали неугомонные кузнечики. Черенки лопат сразу же облепили стрекозы, которых осенью здесь великое множество. Над выжженной солнцем степью плыло, переливалось прозрачными волнами, словно отражаясь в воде, горячее дыхание земли. Иногда со стороны моста через Терек слышалось недовольное ворчание бронетехники. Говорить не хотелось, курили молча. Смахнув рукавом со лба и носа капельки пота, Шилов достал из нагрудного кармана затертый почтовый конверт.

«…Миша, любимый, мы тебя так ждем! Милый наш, любимый и дорогой папочка! Не знаю, дойдет ли эта весточка до тебя. Как вы там? Я с ума схожу, думая о тебе. Ну почему ты не пишешь? Миша, милый, мы очень скучаем, Сережка каждый день спрашивает о тебе. Когда ты вернешься, когда там все закончится? Не представляю, как вы там с Колей… Миша, миленький, приезжайте поскорее, берегите себя. Молимся за вас…». На обороте листочка из ученической тетрадки были изображены детские цветные каракули Натальюшки, издалека напоминающие цветочки, домик и солнце.

Вечерело. Огромный багряный диск солнца неподвижно завис над горизонтом. Издалека доносилось протяжное пение муэдзина, зовущего мусульман к молитве. Терентьев в бинокль наблюдал, как «Тимоха», старший лейтенант Тимохин, с саперами в степи проверял подходы к заставе и устанавливал растяжки и сигнальные мины. Во время намаза никто с чеченской стороны не стрелял, и поэтому можно было спокойно вести разведку и установку «сигналок». Из-за блиндажей слышалась ругань Шилова, видно кому-то устраивал очередной разнос.

Постепенно на заставу опустилась ночь. Темное небесное покрывало обильно усыпали яркие осенние звезды. Зазвенели назойливые комары. От прокалившейся за день земли исходил горьковатый запах полыни. Бойцы, разобрав бронежилеты, разбрелись по своим ячейкам.

– Не спать! Уроды! – Шилов, проходя по окопу, расталкивал задремавших солдат и щелкал их по каскам. Ромке досталось по «черепушке» дважды.